ФАТИМА САЛКАЗАНОВА. НА СВОБОДЕ

"Девушкам, которые приехали меня навестить в клинике, где вероятно я и умру, неудобно задавать вопрос, как я отношусь к своей скорой, довольно очень скорой смерти. Поэтому я сама себе задам этот вопрос. Я вам хочу сказать, мне 72 года, я прожила очень богатую жизнь. Мне повезло и я общалась с самыми интересными людьми, которые были в мое время в России и во Франции. Я была в очень интересных командировках. Я могла бы за время своей профессиональной работы погибнуть, наверное, раз сорок. Были всякие вещи. И я бы сказала, я ухожу без малейшего сожаления …."*

(*Из последнего видеоинтервью Фатимы Салказановой)

Что бы она сейчас сказала? Как бы сказала? Кого бы отправила в нокаут выверенным журналистским хуком? Кому бы отвесила пощечину от имени думающего меньшинства?  Да, много к ней вопросов. Вот скажем, «Левиафан». Это поклеп на Россию или нет? А усилия ее Президента Олланда по украинскому вопросу, он все правильно сделал? Америка, наконец, со своим очередным траншем воинствующего экспорта демократии. Что она про все это думает? Много вопросов. И еще долго, очень долго все, кто знал ее, кто любил, кто был рядом и далеко, кто ее слушал и слышал будут задавать ей такие вопросы…

Знаете, как это бывает. Вот уходит близкий человек, необязательно родственник или друг, просто близкий по духу, а ты еще долго, очень долго с ним говоришь. Сверяешь координаты собственного представления о жизни. Сошлось – не сошлось. А потом очнешься и понимаешь – компаса-то нет.

ДЕЛО №…

Как так случилось, что какие-то маленькие раковые клетки одержали над ней верх? Над НЕЙ, для которой победа – элементарный приобретенный навык, да что там – рефлекс!

Это началось очень давно. Много вы знаете историй о том, как ребенок боролся с Системой? Не выдуманных книжных сюжетов, а настоящих? Девочка против крепких усатых дяденек в чекистских погонах. Сидит он такой с бритым по уставу затылком, с красной полоской на шее (ворот гимнастерки натирает, зараза),  папироса дымится, понятное дело, настольная лампа на зеленом сукне, ну и папка, конечно. Он по привычке делает ДЕЛО…. Дело на Фатиму Салказанову завели, когда ей было всего 15.

4 «г» класс Фатимы Салказановой (3-я справа в верхнем ряду). Это было в те далекие времена, когда обучение в СССР было раздельным.

Москва. Вторая половина пятидесятых.  Совсем недавно Страна Советов принимала гостей Международного Фестиваля молодежи. Форточка открылась, потянуло весной. Она так думала. И решилась. Подошла, конечно, творчески. Сочинение на тему  «В СССР не соблюдаются права человека»  московская школьница Салказанова написала в форме письма неведомым иностранцам. Так, мол, и так, дорогие зарубежные товарищи, Дантон и Робеспьер придумали великую вещь – Декларацию прав человека и гражданина. Это и есть абсолютный образец истинно народного самоуправления, взятый демократами всего мира за государственную основу.  И большевиками тоже взятый. В теории. А что на деле? На сегодняшний день  в СССР сплошь и рядом беда с демократией. Вот вам примеры...

Так или примерно так рассуждала 15-летняя московская школьница, подающая большие надежды. Фатима, конечно, очень постаралась. Был и пролог, и завязка, и доказательная база и выводы. Для КГБ хватило и пролога. 15-летнюю Фатиму таскали по допросам долго.

В интервью своему другу, журналисту Юрию Крохину, который написал о Салказановой книгу, («Фатима Салказанова: открытым текстом», прим. журнал «Горец») она признавалась: «Угрожали, конечно. И что жизнь испортят, будут одни неприятности. И что останусь отщепенкой, а как только достигну совершеннолетия – сразу упрячут в тюрьму. Один раз ударили – сильно, кулаком по лицу, сломали зуб»….

Чего они добивались, эти крепкие дяденьки с форменным стальным взглядом? Какой план «по посадкам» выполняли? За что так девчонку?  За что и всех. За способность мыслить и смелость рассуждать.

Удивительное дело. Фатима совсем не была отважным Кибальчишем. Вспоминает, что на допросах плакала, билась в истерике.  Но… Как это пишут в героических романах?  «Врагу сломить ее так и не удалось». Способность ярко мыслить и смелость независимо рассуждать она сохранила. И из любительницы очень скоро превратилась в профессионала.

НОРИЛЬСКИЙ СИНДРОМ

Она называла это «Норильским синдромом». Когда охватывает страх перед наступающей зимой. Зима в Норильске была долгая, злая, почти напрочь лишенная солнца. Туда, в ледяные края они с матерью бежали после московских допросов. Именно бежали. Мать так решила. 

Когда 15-летнюю Фатиму исключили из школы за то «весеннее» сочинение, оставалось только ждать требовательного ночного стука в дверь.  Тогда они и придумали Норильск – кому там будет дело до юной столичной бунтарки, если вокруг одни уголовники и «политические».

Так и вышло. В промерзшем насквозь Норильске начитанная московская барышня работала… электросварщицей на обогатительной фабрике,  а по вечерам училась в школе рабочей молодежи.  Фатиме все же удалось получить аттестат. Но главное достижение тех лет, как вспоминала она позже,  это «диплом высших политических курсов». 

Не было, конечно, никакого диплома, и курсов никаких не было. «Высшим политическим образованием» Фатима называла изучение лагерных архивов. Пухлые папки приносила домой мать, которая, став заведующей горздравотделом, вошла в комиссию по проверке условий заключенных.

<<<  Электросварщица Фатима Салказанова. Норильск, 1958

Знакомство с этими документами приводило меня в ужас, - рассказывала Фатима (Юрий Крохин «Фатима Салказанова: открытым текстом» - прим. «Горец»), - И это только укрепило мою уверенность в том, что с этим режимом надо бороться».

Впрочем, тогда, в Норильске она еще не осознавала, как далеко зайдет в своей «уверенности». Тогда Фатима, словно чеховская героиня, хотела только одного – в Москву! Думали это весна, а это оттепель. Весны тогда, в начале, 60-х, конечно не случилось. Но оттепель…

В Москве это была уже не робкая капель, как три года назад. Свободу еще нельзя было попробовать на вкус, но запах ощущался повсюду: на кухнях и улицах, в институтских аудиториях и театральных залах, в научных лабораториях и журналистских редакциях. Советская «жандармерия», конечно, не утратила охотничьего нюха, но бдительность, похоже, ослабила. Во всяком случае, так получилось с Фатимой. Каким-то чудом ей удалось запутать приемную комиссию и с «непроходным» личным делом поступить в МГУ. Это было яркое, фантастическое время, - вспоминала она позже. Впрочем, времени этого ей отвели немного.

Вам не разрешается общаться с иностранцами!, - такой вердикт вынес Фатиме институтский «Особый отдел».

С иностранцами, а точнее с французами, студентка Салказанова и ее подруги познакомились здесь же, в коридорах Института Восточных Языков при МГУ.  Симпатичных месье, постигающих «великий и могучий», прислали в Москву на стажировку, и девушки любезно взяли шефство над зарубежными гостями. Лекции, семинары, походы в театры и на каток. Это была самая обычная молодежная компания.

Так им казалось. Институтским «кураторам» в одинаковых серых костюмах казалось иначе. В стране, конечно, оттепель, но все же не весна! Когда от Фатимы потребовали перестать общаться  с иностранными друзьями, она твердо ответила отказом.

Во-первых, на дворе не 37-й и никто, НИКТО не смеет требовать от нее научиться предавать. А во-вторых... во-вторых она просто… влюбилась.  Его звали Марк Андре-Пиллуа.  Он был одним из этих трепетных и романтичных французиков.

Бесконечно внимательный, ласковый и умный, - констатировала Фатима.

Он любил ее. Она любила его. В общем, вполне достаточно для… приказа. Приказа об отчислении студентки Салказановой  за… аморальное поведение.

Наверное, это глупо – поверить, что какой-то запах свободы способен что-то изменить. Что какая-то весенняя капель подточила могучие ледяные опоры  большого советского Лагеря. Наверное, глупо.

Двух лобовых столкновений с бронированной чекистской машиной Фатиме хватило, чтобы осознать: третье может стать последним.  Эта простая и ясная мысль помогла молоденькой девчонке принять важное решение.  В 1963-м году Фатима  вышла замуж за Марка и эмигрировала во Францию.

ЭМИГРАНТКА

Пожалуй, нигде в ином месте, кроме радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа», не найти под одной крышей такого набора типажей – от уголовных преступников до беспринципных любителей легкой наживы…» 

Такую «обличительную правду» неустанно выдавала «Правда». Флагман советской периодики в годы «холодной войны» не скупился на ярлыки. Фатима Салказанова, как ведущий журналист «Свободы», по всей видимости, «подпадала» под оба «определения».  Как, впрочем, и многие другие, сотрудничающие с «вражеским голосом». Виктор Некрасов, Гайто Газданов, Александр Галич, Владимир Войнович, Андрей Синявский, Василий Аксенов… Список знаменитых «отщепенцев» длинный и, без сомнения, «говорящий».  В противовес «правдинской» пропаганде, говорящий о том, что на «Свободу» попадали с чистой совестью.

Фатима оказалась на передовой диссидентского фронта еще студенткой. Студенткой парижской Сорбонны. Ее первые годы во Франции – бесконечная борьба за выживание.  Брак с Марком очень скоро был забракован: родители супруга, у которых поселилась молодая пара, не слишком церемонились с невесткой и, когда Фатима забеременела,  настоятельно рекомендовали ей… сделать аборт. Ничего личного, просто еще один «рот» семье, едва сводящей концы с концами, был не нужен.

«Внимательный, ласковый и умный» муж встал на сторону родственников. Так беременная, без средств к существованию, не говорящая по-французски, и не знающая города эмигрантка оказалась на улице. Типичный сюжет из сентиментального французского романа 19-го столетья.  Правда, там по традиции все плохо кончалось. А тут…

Фатима беллетристикой никогда не увлекалась. За спиной 22-летней Салказановой была мощная школа выживания. И советская выучка пригодилась. Когда на свет появился сын Саша, она уже свободно общалась на французском, а затем поступила в Сорбонну и блестяще окончила один из самых престижных университетов мира.

Профессор Салказанова. Это словосочетания вполне могло бы гулять по аудиториям парижских вузов. Фатиме предлагали солидную научную практику и сулили стремительный карьерный рост. Но в ее жизни уже случилась журналистика. А точнее – нештатная работа на популярном радио. И Салказанова предпочла науке «Свободу».   

«СВОБОДА»

Я ушла со «Свободы», когда там кончилась свобода!

Так, как всегда очень точно и жестко, Фатима Салказанова подвела итог своей 25-летней работе на легендарной радиостанции. Собственно «легендарной» эта радиостанция стала во многом и ее стараниями. И можно только предполагать, каких волевых усилий стоило этой женщине отказаться от главного и бесконечно любимого дела. Нет, она не «железный дровосек» и никогда не была против полутонов - абсолютно правые и безусловно виноватые бывают только в судах.  Но подковерных  конструкций журналист Салказанова не готова была принять.

Из интервью Ф. Салказановой  «Российской газете» (2007 год):

В 95-м году я ушла с этой радиостанции, хлопнув дверью. Я обнаружила, что начинается чудовищная тенденция. Как только возникал межэтнический конфликт, "Радио Свобода" предоставляло слово только одной стороне. Во время армяно-азербайджанского конфликта радиостанция почему-то заняла проазербайджанскую позицию. Может быть, потому что Азербайджан уже сближался с Турцией, а Турция - член НАТО. В конфликте между Осетией и Ингушетией поддерживали Ингушетию. Американское начальство "Радио Свобода" дало мне понять, что вопрос о распаде Советского Союза решен, теперь делается ставка на процесс распада самой России. Но вот с этим я уже, конечно, не могла мириться…..»

Как и когда это началось? Почему так случилось? Ведь на протяжении десятилетий единственным «цензурным» правилом на радио «Свобода» было: ни при каких обстоятельствах не изменять демократическим принципам. Так они и работали. Фатима подписала контракт в 1970-м. Это был «золотой век» радиостанции. Интеллектуальный оплот европейской журналистики, основу которого составляла русская эмиграция.

Интереснейшие, эрудированные люди, знавшие по нескольку иностранных языков, разбиравшиеся в международной политике. Мне, начинающей журналистке было безумно интересно с ними». (Юрий Крохин «Фатима Салказанова: открытым текстом», - прим «Горец»).

Безусловная грамотность, уважение к фактам, надежность источников и непримиримость к ошибкам. Это была действительно высшая журналистская школа. Потом, позже, занимая руководящие посты, Фатима будет учить этому других. Не наставлять и курировать, а скорее делиться опытом: как редактору готовить подборку новостей; как корреспонденту нащупать острую тему и сделать живой, «дышащий» репортаж; как брать интервью у президентов и вызвать на откровенный разговор писателей и режиссеров. Сама она умела делать все. Ее авторские  материалы неизменно вызывали интерес.

На 1-м фото Фатима Салказанова с Джанри Кашиа (слева) и Виктором Некрасовым на балконе Радио "Свобода". Париж, 1982

Это в ее программе Эжен Ионеско пристыдил европейскую интеллигенцию, призывая ее очнуться и объединиться в борьбе с тоталитаризмом. Это ей Сергей Параджанов поведал, как, будучи в тюрьме, учил зеков петь – ставил дыхание матерым преступникам, и те исправно выполняли вокальные упражнения. Это ей в начале 90-х «исповедовались» Юнна Мориц и Андрей Вознесенский, Алексей Баталов и Эрнст Неизвестный, Андрей Дементьев и Владимир Войнович... Внушительный звездный список.

Фатима, конечно, блестяще ориентировалась в мире культуры и была знакома с огромным множеством талантливейших людей, и все же больше всего ее как журналиста интересовали темы вопиющей несправедливости, неприкрытой подлости, которая творится в высоких политических кабинетах и большой человеческой беды.

В  программах Фатимы вскрывались факты жутких преступлений коммунистического режима и разворачивались свободные и смелые дискуссии. Она не стеснялась называть вещи своими именами и призывать к ответу клеветников и зарвавшихся хамов. Ее репортажи о жертвах военных конфликтах перепечатывали ведущие европейские и американские издания.

<<  Два воина. Фатима Салказанова с сыном, военнослужащим французской армии

Когда в 1984 году представилась возможность отправиться в Афганистан, журналист Фатима Салказанова не сомневалась ни минуты. Как будто она была единственным репортером на «Свободе». Как будто на «Свободе» совсем не было мужчин. Конечно, были. Но поехала она.

Три недели в пакистанском Пешаваре и неделю в афганских ущельях, где все это время шли бои.  Потом ее часто спрашивали, боялась ли? Конечно, боялась. И не только снарядов и пуль. Моджахедам совсем не понравилось ее советское прошлое. Проверяли несколько дней. Но все же поверили.

Из той страшной командировки она привезла с десяток интервью – с лидерами афганского сопротивления и пленными советскими солдатами. На пленке имена, фамилии, рассказы о родственниках, военных буднях и плену. Всеми правдами и неправдами Фатима пыталась брать интервью с глазу на глаз, без надзирательских ушей. Ее целью был не только уникальный журналистский материал, но и вещи куда как более важные.

По возвращении во Францию Салказанова передала все сведения в правозащитные организации, которые занимались освобождением из плена советских военнослужащих. Скольким парням она тогда не дала сгинуть в афганской пыли, сколько жизней спасла…

Вот только на далекой советской Родине этот подвиг не оценили. Дерзкая вылазка Фатимы, ее репортажи об Афганской войне привели в ярость руководство СССР. Отомстили ей жестоко. Когда Салказанова обратилась в советской посольство во Франции с просьбой выдать визу престарелой матери, которую Фатима не видела уже 20 лет, ей категорически отказали. Спустя год мать умерла. Но и на похороны дочь не попала. В Москву ее не пустили.

Стоила ли ее работа ТАКИХ жертв. Конечно, не стоила. Но ведь она и не клялась сражаться до последней капли крови, не искала славы великомученицы, никому ничего не доказывала. Просто жила, как могла. А могла только так.

ПОТЕРЯННАЯ СЕМЬЯ

<<  Генерал Созрыко Хоранов. Художник Игорь Лотиев

- Зачем в Ваши годы подвергать себя опасности?

- Я полагаю, Ваше превосходительство, что солдат должен сражаться до последней возможности.

Этот короткий разговор состоялся  в конце лета 1914-го. Россию настигла война, и доблестный генерал Созрыко Хоранов обратился к командиру 3-го Кавказского армейского корпуса генерал-лейтенанту Владимиру Ирману с просьбой об отправке на фронт.

В ответ на геройский пассаж Хоранова Ирману нечего было возразить. Просьба боевого товарища была удовлетворена, и Созрыко отправился защищать Отечество. В…72 года.

Брат бабушки Фатимы Салказановой Созрыко Хоранов был гордостью всей Осетии. Боевой генерал, легендарный полководец, обладатель золотого оружия с гордой надписью “За храбрость” прошел три войны и ни разу не дал повода усомниться в своей отваге и честности. Могла ли у такого деда родиться другая внучка?!

Если наука пока не добралась до гена благородства и смелости, то это, безусловно, лишь дело времени. Есть такой ген. И уж точно был он в этой семье. Был и у отца Фатимы - Александра Зембатова, талантливого инженера, сменившего в 45-м немецкий концлагерь на советскую каторгу и отказавшегося унижаться до просьб о реабилитации.

Был он и у ее матери – Тамары Салказановой, прошедшей всю Великую Отечественную полевым врачом и настаивавшую, чтобы даже в уютной и сытой Европе дочь не забывала о борьбе с бесчеловечным кумачовым режимом. А еще бабушки, сестра, дяди, тети и прочие многочисленные родственники…

Фатима признавалась, чем старше она становилась, тем испытывала большую потребность вернуться к… прологу. Когда рухнула могучая империя, когда открылись границы и стали доступны архивы, она с удовольствием окунулась в историю своей семьи. Точек на семейной карте оказалось много: Мюнхен, Москва, Центральная Россия, Сибирь и, конечно, Осетия. Впервые она побывала там в 1992-м году.

Тамара Салказанова, мама Фатимы. На 1-м фото  - справа. Закончила войну в возрасте 30 лет в чине майора медицинской службы

Культура Кавказа, конечно, всегда присутствовала в ее московской юности. Безусловный авторитет старших, шумные, веселые гости, застолья с непременными осетинскими пирогами и длинными витиеватыми тостами. Все это было, но тогда этот особенный, одновременно строгий и бесшабашный мир казался обычными буднями. Просто жизнь, просто вот такая. Не больше, не меньше. Это самое «больше» случилось гораздо позже, когда Фатима, наконец, оказалась на родине:

Я ходила по улицам, всматривалась в лица детей – они были похожи на моего сына, когда он был ребенком. Видела пожилых женщин – они были похожи на мою бабушку, на мою тетю Феню. И чувствовала родство, кровную близость. Было ощущение, что я вернулась в потерянную семью. Идешь по улицам, а вокруг лица родственников». (Юрий Крохин «Фатима Салказанова: открытым текстом», прим. «Горец»).

Фатима Салказанова и ее сын, музыкант и композитор Саша Пиллуа

Делить свою родину на Север и Юг у нее не получалось, да и не хотелось. Фатиму Салказанову тепло принимали в обеих Осетиях. И она искренне платила тем же. Причем не только во время титульных мероприятий и парадных встреч. Когда в 2008 году разразился осетино-грузинский военный конфликт, Фатима с фамильным хорановским бесстрашием кинулась на защиту маленькой страны.

Она написала открытое письмо своим землякам, в котором с сожалением признавалась, что только тяжелая болезнь не позволяет ей в этот момент быть рядом с соотечественниками. Фатима выразила осетинам полную поддержку и обрушилась с безжалостной критикой в адрес своих недавних соратников по демократическому лагерю - американцев, которые, по ее мнению, стали истинными виновниками трагедии. 

Казалось бы, обычный жест интеллигентного человека. Но для западного журналиста Фатимы Салказановой такое письмо - в известной степени подвиг. В августе 2008-го в глазах мирового сообщества Россия и Южная Осетия выглядели абсолютными разбойниками. А значит, все, кто их поддерживал, автоматически зачислялись в списки врагов мирового правосудия. Это уж потом была международная комиссия и долгое нудное расследование, которое доказало: войну развязали воинственные соседи. «Соседи», к слову сказать, Салказановский демарш не забыли и, спустя, три года напомнили о себе отвратительной выходкой.

"Господин президент! Позвольте мне информировать Вас о глубоком негодовании, которое вызвал у меня удивительный инцидент, произошедший со мной 12-го января сего года ..."

В январе 2011-го Фатима Салказанова написала письмо Президенту Французской республики Николя Саркози. Поводом к обращению послужил возмутительный эпизод –  ее, гражданку Франции, известную на весь мир журналистку вызвали на допрос во французское Центральное Управление внутренней разведки (ЦУВР).  Она могла предположить все, что угодно, но что на склоне лет вновь окажется мишенью для строгих мужчин в одинаковых серых костюмах (пусть сшитых и по европейской моде) – такое представить было невозможно. Но это случилось. Как следовало из повестки, сотрудники спецслужб, реагируя на жалобу неких «грузинских собеседников», обвиняли Фатиму в подстрекательстве к нарушению общественного порядка.

Из письма Фатимы Салказановой Президенту Франции Николя Саркози

… в тот же день мне дважды звонили из ЦУВР, чтобы уведомить меня о том, что я обязана прийти в ЦУВР 18-го января в 16 часов. Я объяснила, что, имея инвалидность 80 % (у меня рак и тяжелое лечение), я не в состоянии проделать путь из Вилльжюифа в Леваллуа-Перре. В ответ мне пригрозили, что, если я не сяду за руль и не приеду в ЦУВР, меня могут лишить водительских прав…..»

Можно только представить, что испытала Фатима в тот момент. Как отразилась на ее и без того слабом здоровье эта оскорбительная история.

Делить свою родину на Север и Юг у Фатимы Салказановой не получалось, да и не хотелось. Ее тепло принимали в обеих Осетиях. Владикавказ, июль 2013.

Как выяснилось, загадочных «грузинских собеседников» возмутило недавнее интервью Салказановой осетинской газете. Среди прочего, Фатима коснулась осетино-грузинских отношений и заявила о том, что американское посольство в Тбилиси до и после грузинской агрессии 2008 года занималось дезинформацией. Заявила не голословно, а, как и подобает профессиональному журналисту, сославшись на авторитетные источники: разоблачительные документы WilkiLeaks   и… газету «Нью-Йорк Таймс». Но «источники» грузинские спецслужбы предпочли не заметить, зато не упустили момент нанести удар «неправильной» западной журналистке.