ХУДОЖНИК. DOC | ОСЕТИЯ (Часть I)
У художественных и визуальных образов собственная драматургия: они восхищают и шокируют, признают каноны и отвергают их, вызывают улыбку и заставляют плакать. Как актер на сцене, переворачивающий души одним лишь молчанием, художник способен без слов изменить наше представление о реальности, одновременно – внося в нас свои коррективы. Потому что смыслы во всем их разнообразии – в глазах смотрящего. Но что же тогда в руках творящего?
О том, как писать собственное «Я», ловить время на пленку и ваять свои мысли журналу "ГОРЕЦ" рассказали художники Осетии.
«ЖИЗНЬ ВОЛНУЕТ. ПОШЛА ЖИТЬ!»
Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! /Льюис Кэролл. Алиса в стране чудес/ |
— Люблю Осетию. Она мне подарила самое счастливое детство и самых добрых друзей. Во мне все - о ней. И самая страшная боль, и самая искренняя радость. Но ее необходимо покидать, чтоб вдохнуть другого воздуха, чтоб набираться опыта, знаний, чувств. И чтобы тебе было, что ей предложить. Я в свое время уехала в Лондон.
— Очень увлечена своей семьей и всем, что с ней связано. А так же своими лучшими в мире друзьями. Дело в том, что я так долго жила в полном одиночестве и была увлечена книгами и прогулками под луной, что не могу насытиться родными улыбками, прикосновениями и прогулками без луны, но чтоб рука в руке.
— В узком смысле, моя мастерская - это крохотная студия, которая всегда кишит людьми, эмоциями и новыми идеями. Она дышит, переваривая разный люд с его страстями, а мне это очень нравится. В широком же смысле, моя мастерская - это какой-то бескрайний мир собственных ощущений, в котором я в одиночку переплываю с континента на континент, спускаюсь под землю, взмываю в небеса, брожу по пустыням, дюнам, лесам и садам. И так набираю по кусочкам то, что впоследствии станет проектом.
|
— Ошибки в фотографии не ошибки, а сплошная красота. И нельзя это воспринимать иначе. Потому что процесс создания – это же не совсем рукотворная штука, в том смысле, что сюда вмешивается еще какая-то сила, которая может задумать твои ошибки заранее, для того, чтобы все получилось лучшим образом. Я могла бы привести сотни примеров из своей практики на эту тему.
— Вижу свой пусть очень ясно. Знаю – то, что я делаю, должно улучшать мир, а не критиковать или обличать его. Передо мной всегда одна задача – пробудить в зрителе эмоцию радости или доброй грусти, восхищения или сострадания. Чтобы человек подумал о себе и своей жизни в том или ином разрезе, и эта мысль не была удручающей, но, наоборот, возвышающей и очищающей. Но это требует работы души самого человека, а мне хочется быть проводником между каким-то явлением, которое я изучаю в проекте, и этим состоянием души моего зрителя. Я чувствую это как свою человеческую миссию.
— Завтра будет то, что мы посеем сегодня. Поэтому мои мысли о зернышках сегодняшнего дня, а о зернышках завтрашнего подумаю завтра, чтоб послезавтра мне было так же хорошо, как сейчас. А сейчас я пожинаю любовь, посеянную вчера.
— Contemporary? Объект искусства либо талантливо сделан и содержателен, либо грамотно обставлен и ловко подан. Второй категории, как по мне, больше в современном искусстве. Ты редко стоишь перед работой, от которой бегут мурашки по спине, хотя знаешь, что она получила какие-то премии и восхваляема тусовкой. Это самое contemporary так часто бессмысленно, беспощадно, и, что еще отвратительнее, встроено в политический контекст, что мне не хочется себя ассоциировать со всем этим. Но, между тем, в этих кучах фекалий попадаются настоящие бриллианты, но почему-то опять же не в списках самых успешных молодых или не молодых современных художников, как правило.
«МНЕ КОМФОРТНО БЫТЬ ЗАКРЫТЫМ...»
Вся красота мира легко может поместиться в голове одного человека. /Хаяо Миядзаки/ |
— Мой папа был художником. Нас пятеро детей в семье и кроме моей сестры – она младше меня по возрасту - у нас все рисуют. Мне не особенно нравилось рисование во время учебы в художественной школе – «разболтай», прогуливал занятия, уделял мало внимания рисунку. В одно время даже забросил художку - год не ходил и меня отчислили. Но шло время, нужно было определяться с профессией. Исходил при выборе из того, что умею – так я и поступил на факультет искусств в Северо-Осетинский государственный университет. Долгое время до поступления не рисовал, поэтому поначалу приходилось тяжело – все художники на факультете были достаточно подготовлены для своего возраста, все что-то заканчивали. Пришлось все это «мастерство» наверстывать.
— Есть такой миф, что в Осетии любят покупать у художников только «горы, пейзажи», но это заблуждение. Невозможно, чтобы вся масса людей начала однонаправленно мыслить. И вот, отбросив все сомнения, ты начинаешь искать своего зрителя. Это можно сравнить с писательством или режиссурой. |
«Каждый помнит запах рая», - говорил один мой знакомый и если я сказал что-то хорошее и доброе в своей работе, это обязательно отзовется в сердце человека, который смотрит.
— Современное искусство это то, к чему, надеюсь, причастен и я. Возьмем симпозиум художественного искусства «Аланика» - у него особенная аудитория, не та, которая приходит, чтобы увидеть школу, а приносит с собой особое душевное состояние, готова слушать и слышать. Ведь главное не то, как ты рисуешь, а что ты хочешь этим сказать.
— Замкнутый в какой-то степени человек, да. Могу совершать какие-то неординарные поступки, вести свободно диалог, но мне комфортно быть закрытым. Мне легко с самим собой и это тоже результат долгих часов сидения за мольбертом - когда ты погружен в своим мысли и работу. Это здорово, когда ты в постоянном диалоге с самим собой.
P.S. Однажды я решил написать сказку для детей – о том мире, который я рисую, о персонажах, загадочных домиках и существах с моей графики. В этой сказке мальчик и девочка идут за звездочкой, чтобы спасти ее от Похитителя времени. А вот и он (показывает на один из рисунков). Они попадают в мельницу – вот эту (еще один рисунок), открывают дверь, а перед ними – бескрайнее небо. И дверь в следующий парящий в небе дом. И так до… Но я еще не дописал, если честно. Возможно, когда-нибудь я эту сказку обязательно продолжу.
ЖИТЬ-ТВОРИТЬ...
... кто беден и одет в лохмотья со впалыми глазами бодрствовал курил в прозрачной темноте холодноводных квартир плывущих по небу через городские купола в созерцании живой энергии джаза... /Аллен Гинзберг. Вопль/ |
— Первые три года с удовольствием ходил в художественную школу, потом - со стонами. И чем дальше, тем скучнее становилось. В училище ребята все постарше были, я то после восьмого класса поступал, а они - после армии. Впервые мы именно с ними пошли смотреть книжки с работами Сезанна, Ван Гога, Матисса. Вот тогда у меня уже возникло желание посвятить все свое время и энергию живописи, направить свои силы в искусство.
— Такая веселая жизнь была, когда учились – не до протестов и бунта нам было. Вокруг все менялось так резко. Развалилась страна, открылся поток невиданной информации и вещей - кино, одежда, выпивка, сигареты. И мы, смотрящие на все это с таким восторгом, широко распахнутыми глазами. Ждали перемен. Ждали, что все будет неплохо. Хотя, были, конечно, и ужасные моменты в 90-х. У всех ведь есть друзья и родственники в Южной Осетии, например. Но все равно мы ждали перемен, которые коснутся не только искусства, но и всех нас. |
— Особо не делился ни с кем своим отношением к искусству, да и другие тоже. Все шли своей дорогой. Здесь, в Осетии, не было такой среды, как, допустим, в Дагестане. Мы были предоставлены сами себе. Могу сказать такое, что не понравится многим – всё учим-учим людей чему-то, а выпускаем в «чистое поле». С нами так поступали и мы так поступаем. Вышел, допустим, из училища прекрасный живописец... А что дальше? Где кусок хлеба? Это не только в живописи. Куда-то идут работать, думая: «Это временно». А на самом деле - это надолго. И мы все - механизмы этой ужасной цепочки, которая обвивает потихоньку шею. К чему это приведет в конечном итоге я не знаю. Вот такой грандиозный обман.
— Преподаю. Мне предоставили возможность самому составить программу обучения (прим. ред. – на кафедре художественного образования в СОГПИ). И я полностью отверг шаги, которые якобы «обучают». У меня своя программа, экспериментальная. Один раз в неделю на четыре часа ко мне приходят совершенно разные люди и я должен научить их каким-то навыкам рисования, тому, как работать с красками, общаться с детьми. Хочу, чтобы они могли получать удовольствие, смотря на какие-то визуальные произведения искусства, а вот подталкивать человека к работе с ребенком абсурдно. Должна быть расположенность какая-то. Заниматься с маленькими детьми до 11 лет, когда их сознание еще открыто, глаза распахнуты - мне вот это действительно очень нравится. А ученики - они разные. Кто похуже, кто получше. Как и везде. Есть супер-талантливые, а ходят раз в 2 года.
— Кому понравится, когда устраивают бардак с красками? Или постоянная трата денег непонятно на что. Восторга в семье это не вызывает, но они свыклись настолько, что в планах лечить меня нет. В основном я как раз дома и работаю.
— Я и сейчас до конца не знаю, стал ли я художником? На меня сильно повлияло общение со всеми кто приезжал на международный художественный симпозиум «Аланика». Я смотрел, анализировал, старался общаться и узнавать, кто и что делает, почему делает, доставал людей. До «Аланики» — ходил по разным галереям, искал необычные работы. На первом курсе мне нравилась маленькая галерейка ТИБУЛ - наивные, недоучившиеся, работы там бывали самого разного качества. Но меня атмосфера эта вдохновляла. Мудрые, бородатые, волосатые дяди говорят умные вещи, а я даже не понимаю о чем они. Территория свободы, где каждый делал, что хотел и особо не утруждал себя мыслями, что это, собственно, такое, хорошо или плохо.
— Наблюдал, особенно в первые годы симпозиума «Аланика», как себя ведут в столовой те, кто писал пейзажи с натуры. Очень раскованные, веселые и остроумные. Те, кто пытался работать несколько иначе, чем просто «копировать» пейзаж, ставил для себя другие задачи — были замкнуты, «в себе», не сразу выходили из этого состояния. Погруженность в себя — когда ты создаешь какую-то вещь, думаешь о ней — она так просто не отпускает. А если ты рисуешь, никуда по сути не уходя, не погружаясь в это полумедитативное состояние — ты всегда налегке.
— В идеале мне хотелось бы наладить контакты с какими-то галереями. С теми людьми, которые такое искусство понимают. Здесь мою выставку закрыли, не приняли. В лучшем случае, все делают вид, что им нравится. Есть планы повезти выставку в Москву и Краснодар. Но, если честно, меня вполне устраивает мнение 3-4-х людей, уровень и статус которых не подвергаются сомнению. Если они напишут что-то, то все не просто так. Значит я на правильном пути. Они мне не близкие друзья, просто разбираются в искусстве лучше, чем я.
«ЕСТЬ ТАКОЕ ХОББИ - РАДИОПРИЁМНИКИ МАСТЕРИТЬ...»
Счастье приходит к тебе в тот момент, когда ты понимаешь, кем ты на самом деле являешься.
/Марина Абрамович/ |
— … Поступил в училище в Осетии, закончил и уехал в Ригу. Дома иногда упрекали меня за непостоянство - то в ансамбле играю на гитаре, то увлекаюсь радиотехникой. Кстати, увлечение радиотехникой сохранил до сих пор, хотел в юности даже в радиотехнический институт поступать. «Определись, кто ты и чем хочешь заниматься!», - говорили мне родные. Изначально я собирался в Питер, но потом решил ехать в Ригу. Я поставил перед собой задачу – если в течение пяти лет не поступлю, значит не судьба.
— Однажды к нашему однокурснику приехал знакомый, он захотел посмотреть, в том числе, и мои работы. Увидев, поинтересовался ценой. Посмотрел и ушел. Про себя думаю: «Наверное слишком загнул цену, раз он вообще ничего не взял». Через пару часов стук в дверь. Выглядываю – он на пороге стоит: «Времени нет, давай быстрее, машина ждет!». Он забегает в комнату и все подряд со стен снимает. Все купил. Когда мы с ним уже ближе познакомились, случайно выяснилось, что у него к тому же мачеха дигорка. «Меня преследуют осетины», - удивлялся он. Вот такой эпизод из моей жизни в Риге. |
— Вернувшись после Риги, я осознавал, что привнесу с собой что-то новое. В Осетии всегда преобладали московская и питерская школы. Прибалтийская живопись - она совершенно другая. Это давало мне какую-то уверенность.
— Есть какие-то вещи, через которые не переступишь в силу своего менталитета, при всех поисках существуют границы. Хотя, у других художников могу принять и понять практически всё.
— Мне не раз снился сон: я в центре храма, а вокруг мои картины. Поначалу понять не мог – отчего рисунки прямо на стенах. И почему в церкви? Спустя несколько лет мне и еще нескольким художникам предложили расписать храм. Безвозмездно. Я согласился сразу. Даже когда другие мастера один за другим по разным причинам уходили, я продолжал. Знал – пока не закончу, не уйду. Первые мои образы - на стенах храма в женском монастыре в Алагире. Там в монастыре день за днём я видел, какой уклад жизни у тех, кто посвятил её служению Богу, ощущал духовное просветление и спокойствие.
— Тогда я ещё не знал, что потом буду расписывать и маленькие сельские церкви, и часовни, и большие соборы. И скромные молельные комнаты – как в детской больнице Владикавказа. Матушка Нонна, настоятельница монастыря, попросила. Приехал, ещё не зная, какое отделение. Оказалось онкология. Я почувствовал, нагромождения образов быть не должно. Светлые, нежно-голубые тона. Херувимы на потолке, Христос в окружении ребятни. Сюда будут приходить дети и родители. С Верой за надеждой
— Вера со мной постоянно. С тех пор, как принял крещение вместе с младшим сыном. Максим совсем маленький был, я – зрелый уже мужчина. И в храм шёл осознанно. Трепет, когда вхожу в церковь, во мне до сих пор.
— Мечтаю о том, чтобы поменялось в нашем обществе отношение к людям творческим. А то ведь порой неудобно бывает даже сказать, что ты художник. Хотелось бы, чтобы здесь, в Осетии, мы могли так же радоваться, творить, чтобы ценилось то, что мы делаем.
— Что помимо работы? Книги – это в юности, а сейчас… Есть хобби - могу смастерить радиоприемник, например.
Записала Карина БЕСОЛТИ
Фото со страниц героев публикации в Facebook и др. открытых источников
Читайте также:
