СВЕТЛАНА МАМРЕШЕВА: ЧЕЛОВЕКА ОЧЕНЬ ВИДНО НА СЦЕНЕ
Выступление на шоу «Голос» актрисы и вокалистки Светланы Мамрешевой стало настоящим откровением. Профессиональным, эстетическим, вкусовым. Когда вокальные данные умножены на личную харизму и актерское дарование, успех естественен. Как естественно то, что талант всегда найдет свою дорогу, даже если его обладатель родился и вырос далеко от света софитов. О том, как прокладывалась эта нелегкая дорога из маленького городка в Кабардино-Балкарии до лучших театральных сцен страны, в интервью журналу ГОРЕЦ рассказала сама Светлана. А также - о своем мастере Кирилле Серебренникове, творчестве, оперных мечтах и проекте Голос.
— Какая у вас семья?
— Моя мама частный предприниматель, зовут ее Мадина. Пап у меня аж целых два! Мой папа Хамидби - он сейчас на пенсии, всю жизнь проработал в ансамбле «Кабардинка», и - «Мишаня», главный харизмат Нарткалы. Его все знают. Они всегда поддерживали меня в моем выборе.
— В какой среде росли?
— Я бы сказала, в среде детства. В Нарткале. Мне там очень нравилось. Хотя это были 90-е годы. Сложный период. А я вспоминаю то время, как что-то очень светлое. Я какое-то время жила у бабушки с дедушкой. Именно они и ассоциируются у меня с этим городом. Такая вот среда - теплого, красивого, солнечного городка.
В классе пятом ходила в театральный кружок в местном доме культуры. Его курировала режиссер и педагог Сапрыкина Галина Михайловна. Она и втянула, получается, в театральную культуру. Но в какой-то момент я стала хуже учиться в школе и меня забрали из кружка. «Не забирайте ее. Я помогу ей поступить в Щуку (Театральный институт им. Бориса Щукина, - прим. ред.)», - уговаривала Галина Михайловна маму. У нее там какие-то связи были. «Мне дочка - троешница не нужна. Если ей суждено быть актрисой, она ею станет», - ответила мама. Так и получилось. Я сначала на журфак поехала поступать. Потом через год поступила на актерский.
— Что на вас влияло? Или кто?
— Общество, родители. Очень влияет, на самом деле то, кого ты слушаешь. Я вот слушала Земфиру. Ходила даже на курсы гитары при музыкальной школе. Она вдохновила идти в эту сторону. Но основное развитие, в плане творчества, у меня все же случилось после поступления в Щепкинское театральное училище.
— Что формировало как личность?
— Годы общения с людьми вокруг. Имею в виду свой курс - седьмую студию в Школе-студии МХАТ. Несомненно худрук Кирилл Серебренников и наш главный педагог по актерским тренингам Михаил Лобанов. Конечно, формируют годы просмотренного, увиденного. Меня очень в какой-то момент перевернула классическая, академическая музыка. Я ею занималась и продолжаю заниматься. Сейчас учусь на оперном факультете, совмещая учебу с работой в театре и в кино.
— Как девочка из маленького города в Кабардино-Балкарии решила поступать в театральный? Это же, традиционно, не самое престижное на Кавказе направление.
— Я понимала, что меня никто не будет никуда пропихивать. Мне важно было поступить, хоть куда-нибудь, бесплатно. И я даже не представляла, что смогу поступить в театральный. На вступительных читала в пол, стесняясь. Но педагоги Щепки, надо отдать им должное, увидели во мне способности, хотя я не готовилась. А тогда еще такое для меня время было, что ощущала себя гадким утенком, кавказским ребенком и не думала, что смогу поступить. Москва казалось огромным городом, где все очень умные.
Я считаю поступление в Щепку одним из чудес своей жизни. Что касается "нетрадиционности" такого пути, все просто: моим родителям было важно, чтобы я поступила и развивалась. Они очень обрадовались, когда я попала в Щепку. Мы все даже мечтать не могли о таком.
— Почему Щепка? Такая консервативная...
— Просто первое место, куда я пришла. Им понравилось мое лицо со сцены. Удивительно. Ведь Щепка — это что-то про исконное, русское, славянское... А в моем лице все равно есть Восток. В итоге именно это им и понравилось. Они мне не верили, что я не русская или во мне нет русских кровей. Видно из-за музыкального слуха у меня не было акцента. Вот так совпало — им понравилось мое лицо, мой голос и меня взяли. Потом были два года шоковой терапии, поглощения знаний, хождения по всем театрам, осознание того, что такое театр. Это был очень классный период.
— Как пришло решение уйти из Щепки к Кириллу Серебренникову? В какой-то степени, его ведь можно назвать прямым антиподом всему, что транслирует классическое театральное образование. Или все-таки - нет?
— Благодаря студенческому билету Щепки, у меня была возможность бесплатно ходить в главные театры Москвы. Как раз в тот момент повсюду «бомбил» Кирилл Серебренников. Он ставил с Чулпан Хаматовой, Евгением Мироновым, Мариной Нееловой. Ставил на большой сцене, большие названия. Ему доверяли Галина Волчек и Олег Табаков. Новые спектакли каждые полгода. Мне удалось все это застать. Первым шоком для меня стал спектакль «Человек-подушка» по пьесе гения современной драматургии Мартина Макдонаха на малой сцене МХТ имени Чехова. Сидела на балконе сбоку и заливала слезами перила. Хотя я не плаксивая. Это было откровение, катарсис.
И второй спектакль, который меня поразил — «Антоний и Клеопатра» в Современнике с Чулпан Хаматовой и Сергеем Шакуровым в главных ролях. Сейчас многие критики пишут, что это был не самый удачный его спектакль. Но для меня он стал шоком. Я представляла театр, как что-то обязательно в кринолинах, платьях, исторических костюмах, а тут контр-тенор, Чулпан Хаматова, выкатывающаяся из ковра, и баскетбольные корзины на сцене... У меня просто сознание переключилось, изменился ген крови. Поняла, что хочу работать с этим человеком.
Кирилл Семенович — гений-самоучка. Он ставит драматические спектакли, балет, оперу, снимает фильмы. Он уже стал классиком, занял свое место в учебниках по театроведению. Кирилл Семенович одним из первых начал ставить современную драматургию - знаменитый спектакль «Пластилин» по пьесе Василия Сигарева в Центре драматургии и режиссуры Рощина и Казанцева». Сейчас в его биографии уже сотни названий на большой сцене. Колоссальный опыт и мастерство.
Он может нравиться или не нравиться, но он — профи мирового уровня и совершенно точно останется в учебниках. К тому же Кирилл Семенович изменил систему образования в Школе-студии МХАТ, благодаря ему, появились те же «Брусникинцы» (Мастерская Брусникина – театр, созданный на основе курса Школы-студии МХАТ под руководством Дмитрия Брусникина, - прим. ред.). Педагоги начали менять свои системы, появились целые труппы, построенные на понимании того, что актер должен быть «синтетическим» — владеть собственным телом, заниматься современной хореографией и вокалом на серьезном уровне, быть в тонусе.
— Постановки Серебренникова (как и многое в современном театре) - про риск, новые формы, поиск, который не всегда понятен и не всегда безоговорочно принимается простым зрителем. Особенно, если он, предположим, вырос и существуют в контексте кавказского менталитета. Были у вас какие-то сомнения, связанные с тем, что вы делаете в театре, кино? Есть какие-то личные ограничения и внутренние табу?
— Вот, скажем, обнажение тела... Знаете, это как у древних греков: статуи обнажены, но ты смотришь на них где-нибудь в музее и не испытываешь никакого стеснения. Потому что понимаешь — это великое искусство. Современный театр берет за основу тело как таковое и точно так же вписывает его в пространство искусства. Конечно, сложно это совместить с нами, представителями национальных республик, где тело нечто сакральное, табуированное, внутрисемейное. Но, тем не менее, мир таков. И это вопрос принятия мира во всем его разнообразии. Иногда обнаженное тело — часть необходимого откровения, которое помогает дойти до самой сути. У Кирилла Серебренникова это всегда естественная часть перформанса и смотрится порой более невинно, чем какая-то пошлая игра. Просто одна из красок, которой режиссер рисует спектакль.
Что касается меня... Кирилл очень воспитанный человек, он уважает чужую культуру и каждого своего студента, и никогда не педалирует. Если тебе что-то не гармонично, он просто не берет тебя на те роли, где это необходимо делать, а берет других - которые с удовольствием работают со своим телом. Я, конечно, понимаю, что супер-стеснительная актриса, с каким-то зажимом в теле — это неправильно. И если будет какой-то великий проект у великого режиссера, художника и там нужно будет идти на какие-то компромиссы, то я понимаю, что мне нужно будет выбирать. Это часть моей профессии. Вопрос только в одном: насколько то, что мы делаем, ценно для творчества. Ради того откровения, которое я сама когда-то испытывала от фильмов и спектаклей Кирилла Серебренникова, на многое можно пойти. Не пострадают ни духовность, ни чистота.
— Ваша национальная идентичность как-то проявляется в творчестве?
— Она проявляется везде: в моем фэйсе, на сцене, в кадре. Все равно есть какие-то необычные черты — скулы, глаза более монгольские. Вот смотришь на ту же Сати Казанову и понимаешь: в лице есть что-то именно кабардинское, не похожее на других. И в этом класс. У национальных меньшинств есть какие-то изюминки, особенности. И, опять же, культура, воспитание. Человека очень видно на сцене.
 |
Светлана Мамрешева в спектакле Кирилла Серебренникова «Сон в летнюю ночь» |
— Расскажите про свои работы в театре.
— Я в театре уже девять лет. Есть какие-то знаковые роли. В МХТ имени Чехова до сих пор играю Аллу Вадимовну в спектакле Серебренникова «Зойкина квартира». Там же на малой сцене у меня шел спектакль «Каренин» — драматург Василий Сигарев переписал «Анну Каренину». Я играла Анну. В Гоголь-центре играю Титанию в спектакле Серебренникова «Сон в летнюю ночь», в спектакле «Гамлет» режиссера Давида Бовэ была Офелией. Сейчас занята в спектакле по сценарию гениального фильма «Девять дней одного года». Играю Лёлю. Кто не видел фильм - посмотрите. В спектакле «Озеро» играю Нину - это такая, переосмысленная чеховская «Чайка». У меня выходила еще небольшая актерская моно-опера на малой сцене Гоголь-центра - «Иоланта/opus». Мы переосмыслили оперу Чайковского - один инструмент и четверо артистов на сцене. Много еще каких-то работ.
— Как переживали отсутствие Кирилла Серебренникова в Гоголь-центре? Он ведь долгие год и восемь месяцев был под домашним арестом...
— Ситуация, наоборот, нас сплотила. И это оценили все театры. Я работаю как приглашенная актриса в Электротеатре «Станиславский» и там часто говорят, что если бы вдруг Борис Юхананов (худрук Электротеатра - прим. ред.) оказался под домашним арестом, развалился бы весь театр. А мы два года просуществовали без худрука, выпускали премьеры и всегда был ажиотаж, sold out на все спектакли. И потом, эта ситуация послужила черным пиаром. Люди нас поддерживают теперь еще больше.
— Есть какие-то планы в кино?
— В кино я иду маленькими шажками. Объясню почему. В индустрии у нас заняты примерно одни и те же лица, нужны определенные типажи, достаточно, скажем так, «светленькие». В зарубежных сериалах, которые мы все сейчас смотрим, всегда разные герои, лица, национальности, идет постоянный поиск интересных фактур. А русское кино только сейчас начинает к этому идти. И та же Равшана Куркова, с которой я дружу, постепенно пробивает эти шаблоны. Ей ведь тоже сложно. Если Первый канал делает сериал с героиней типажа Равшаны, то всех персонажей нужно под нее подстраивать, всех ее братьев, сестер. Получается вообще другой проект. Равшана — интересная, красивая девушка, талантливая актриса, почему бы ей не играть что-то кроме национальных героинь? Она всю эту стену прорубает для нас для всех. Именно Равшана меня в свое время привлекла на эпизодическую роль в сериале «А у нас во дворе». У меня был хороший эпизод в фильме «Довлатов» Алексея Германа младшего. На днях вышел клип Марка Тишмана «Сердце не на месте», где я снялась.
Сейчас важен «голимый пиар», который никогда мне не был близок. Всегда хотела заниматься серьезным искусством. Копать вглубь. Но время диктует: ты должен постоянно мелькать, иначе продюсер тебя не знает. Поэтому нужно развивать свою медийность. В этом смысле меня очень хорошо пиарит проект «Голос». Там видно лицо. Во многом для меня участие в «Голосе» — мини-фильм.
— Как вообще случился проект «Голос»? Какие амбиции в этой сфере?
— Два года назад этот ящик пандоры для нас открыла Ян Гэ — моя подруга и коллега по театру. Она, как умная девочка, поняла, что нужно пиариться. Она дошла до финала в проекте. В прошлом году на Голос попали наш музыкальный руководитель Андрей Поляков и актриса Рита Крон. Андрей сказал нам с Катей Стеблиной, еще одной подругой по театру, что мы обязательно пройдем на этот проект. «Только подайте анкеты». Как только на проекте узнали, что мы из Гоголь-центра, сразу пригласили на кастинг. Они знают, что Гоголь-центр — это готовые, интересные, поющие артисты. Им это и нужно. Это ведь шоу.
Зачем я пошла на Голос? Чтобы меня узнали. Очень много копишь, нарабатываешь, развиваешь себя. Это не тот случай, когда хочешь продавать мыльный пузырь — тебе есть, что предложить и что показать. К тому же, это демократичная площадка, которая не требует «протежирования», денег, у каждого есть этот шанс. С такими профессионалами и большими художниками в своей сфере как Константин Меладзе. То количество людей, которые тебя смотрят, их энергия - это проверка, смогу ли я справиться с такой аудиторией, быть убедительной. Вызов себе. Потом, нужно преодолевать страх. А там испытываешь просто животный страх. Люди, которые со стороны смотрят и комментируют «она то, она сё», даже не представляют, что ты там испытываешь. Ощущение, что прыгнул с парашютом, но должен в этот момент еще и петь.
— Куда вы идете в своем профессиональном развитии, к чему стремитесь?
— Если говорить о мечтах... В этом году заканчиваю оперный факультет, надеюсь продолжить развивать вокал. Мечтаю посвятить жизнь занятию серьезной музыкой, академической, камерной. Развивать голос. Очень люблю оперы Генделя, барочные оперы. Хотелось бы двигаться дальше в опере. Продолжить развитие в драматическом театре, потому что это моя основная профессия. Мне очень близко и кино. Надеюсь найти в нем свое место. Вот такие какие-то ипостаси в профессии мне хотелось бы охватить за свою жизнь.
Карина БЕСОЛТИ
Читайте также:
