Люди МАЯКОВСКИЙ И ЛИЛЯ БРИК. КИСЯ И ЩЕН
Вход Регистрация
Меню
Горец года 2019 Время голосовать
участвовать
Вход Регистрация


Увеличить/уменьшить шрифт
+A -a

МАЯКОВСКИЙ И ЛИЛЯ БРИК. КИСЯ И ЩЕН

19 июля 2014 | Автор: Ольга СЛАВИНА
49320
4134
-

Владимир Маяковский и Лиля Брик   Он звал ее Кися, Кисик, она его – Щен, Щененок. И это поразительным образом отражало самую суть их отношений. Лиля Брик, как кошка, гуляла сама по себе, Владимир Маяковский был предан ей совершенно по-собачьи. Она всегда держала поводок натянутым. Всегда, даже когда ее чувство ослабло. Разорвать эту связь сумела только пуля.

 

 Если

      я

        чего написал,

если

       чего

             сказал –

тому виной

                глаза-небеса,

любимой

             моей

                    глаза.

 

Он ни на букву не солгал и не слукавил. И те, кто сегодня обличают легкомысленную кокетку, распутницу, "агента НКВД", роковую соблазнительницу – femme fatale, мерзавку, что довела Маяковского до самоубийства, на самом деле плюют на его могилу. Стыдно не верить великому поэту: он точно знал, кому и чему на самом деле обязан. Знала и она. Тому есть свидетели, вполне беспристрастные. К примеру, сын ее последнего мужа, Василия Абгаровича Катаняна, писатель и режиссер Василий Катанян утверждал, что Лиля Брик "с первых дней знакомства с ним [Маяковским] понимала, с кем имеет дело". И если  Лиля смотрела сквозь пальцы на соперниц, то только на тех, кому Маяковский не посвящал стихов. Сказать бы "муза" – впасть в пафос. Скорее, это пушкинское: "и божество, и вдохновенье". В 1918 году он подарил ей издание поэмы "Человек" и размашисто написал: "Автору стихов моих Лилиньке – Володя". 

 

 Пришла –

деловито,

за рыком,

за ростом,

взглянув,

разглядела просто мальчика.

Взяла,

отобрала сердце

и просто

пошла играть –

как девочка мячиком.

 

На самом деле Лиля  никуда не приходила – пришел он. В первый раз, летом 1915 года в Малаховке, на даче ее родителей они почти не заметили друг друга. Маяковский тогда ухаживал за младшей из дочерей присяжного поверенного Юрия Александровича Кагана Эльзой, и не обратил внимания на замужнюю Лилю Юрьевну.

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен

<<  Сёстры Брик, Лиля и Эльза

 

"Мы сидели вечером на лавочке около дачи, пришел Маяковский, поздоровался и ушел с Элей гулять", – вспоминала потом мадам Брик. Кавалер сестры был ей смутно знаком: она однажды видела его на вечере в честь какого-то юбилея Бальмонта. Мудрено было не заметить: Маяковский выступал "от врагов" и речь его была, по словам Лили, "блестящей".

 

И во вторую встречу они эмоционально разминулись. Через месяц после того мимолетного знакомства в Малаховке, он неожиданно явился в питерскую квартиру Бриков и… опять не понравился! Лиля сочла его хвастуном и нахалом, и не слишком лестно отозвалась о его стихах. И только с третьего, как в сказке, раза, там же в Петрограде на улице Жуковского, 7, когда Маяковский прочел Брикам "Облако в штанах" их обоих, поэта и Лилю, как пригвоздило друг к другу.

 

Маяковский немедленно, не стесняясь присутствием Эльзы, попросил разрешения посвятить поэму Лиле Юрьевне. И Лилю не смутили чувства сестры. С мужем, Осипом Максимовичем Бриком, навсегда любимым Осей, отношения уже разладились. Но жить до самой смерти Брика в 1945 году они будут всегда вместе – такова она, Лиля. Которая, по словам Маяковского, всегда права.

 

 Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

 

На вопрос, заданный Маяковским в поэме "Флейта-позвоночник", ответ не найден до сих пор. "Неотразимое обаяние ее незаурядной личности", как сформулировал это пасынок Лили Брик, остается загадкой по сей день. Впору публиковать "донжуанский список": с самых отроческих лет перед чарами Лили Каган не мог устоять практически никто. Родной дядя бухался на колени и требовал выйти за него замуж. Два романа одновременно – не дичь, а обыденность: бывало, и не раз! И это притом, что признанной красавицей Лиля Юрьевна не была: зложелатели ехидно отмечают слишком крупную для маленького тела голову, тяжелую челюсть, сутулую спину и ужасный нервный тик, который коверкал лицо при сильном расстройстве.

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен


"Первое впечатление от Лили – Боже мой, ведь она некрасива: большая голова, сутулится…, – подтверждает Галина Дмитриевна Катанян, тогда жена Василия Абгаровича.  – Но она улыбнулась мне, все ее лицо вспыхнуло и озарилось, и я увидела перед собой красавицу – огромные ореховые глаза, чудесной формы рот, миндальные зубы… Вся она была какая-то бело-розовая. Ухоженные маленькие руки, изящно обутые ножки. В ней была прелесть, притягивающая с первого взгляда. Она хотела нравиться всем — молодым, старым, мужчинам, женщинам, детям… И нравилась!"

 

Любители мистических совпадений разглядят тут перст судьбы: Юрий Каган был не чужд поэзии,  читал немецких классиков и назвал старшую дочь в честь Лили Шенеман, возлюбленной Гёте. В огромных ореховых глазах, "глазах-небесах", подмеченных зорким взглядом поэта, тонули все. Кроме единственного, того, кто был нужен всю жизнь, и всю жизнь ускользал. Лиля влюбилась в Осипа Максимовича Брика гимназисткой 13 лет.

 

Шел 1905 год и семнадцатилетний Брик, старший брат ее подруги, вел у них кружок для изучения политической экономии. Именно его холодность довела Лилю до того самого тика и выпадения волос. Она все же добилась своего, но ненадолго: 26 марта 1912 года сыграли свадьбу, а через два года, говоря словами Лили Юрьевны, "мы физически с ним как-то расползлись". Но эти два года она потом вспоминала в "Пристрастных рассказах", как самые счастливые годы своей жизни, абсолютно безмятежные.

 

Брак, навеки разрубивший сердце, принес, тем не менее, практическую пользу. Физически расставшись с Бриком, но оставшись жить с ним в одной квартире – иного Лиля и не мыслила! – она обрела свободу, невиданную ни для какой мужней жены и ни для какой девицы ее круга. Но ставши свободной в поведении, Лиля Юрьевна пожизненно осталась в эмоциональном и интеллектуальном плену у Осипа Максимовича. Косвенно он повинен и в этой любовной истории: как Лиля могла остаться равнодушной к Маяковскому, если в него – в поэта – влюбился Ося? И даже издал "Облако в штанах" небольшим тиражом на свои средства. И дальше материально помогал поэту – Брик происходил из семьи коммерсантов, и умел добывать деньги.

 

 У меня в душе ни одного седого волоса,

и старческой нежности нет в ней!

Мир огромив мощью голоса,

иду –  красивый,

двадцатидвухлетний.

 

Вот такого красивого, двадцатидвухлетнего его и увидела Лиля. Он был куда проще нее, уроженки старой столицы, девочки из интеллигентной семьи – дочки присяжного повереного. Владимир Маяковский явился на свет в горской глуши, в горах Закавказья, под "багдадскими", как он писал небесами, то есть в селе Багдати тогдашней Кутаисской губернии, где его отец, Владимир Константинович служил в лесничестве. Мама, Александра Алексеевна, кубанская казачка, консерваторий, как Елена Юльевна Каган, не кончала. Будущий огромный поэт учился в гимназии в Кутаиси, когда наполовину осиротел: сшивая бумаги, отец укололся иголкой и умер от заражения крови.

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен

 

 

12-летний гимназист Володя с отцом Владимиром Константиновичем, матерью Александрой Алексеевной и сестрами Людой и Олей. Багдади, Грузия, 1905 г.


Отец Маяковского происходил из обедневшей дворянской семьи, предки матери – кубанские казаки.

 

С тех гимназических лет и на всю жизнь у Маяковского остались ненависть к булавкам, страх перед сепсисом, осторожность до мнительности и привычка постоянно мыть руки. Недаром Лилю Юрьевну так возмутила фраза из книги Виктора Шкловского "О Маяковском": "Л.Брик Маяковского остригла, велела ему помыться, переодела".  В раздражении она оставила пометку на полях: "Всегда был чистоплотен".

 

 Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!

 

Гора заволновалась, дрогнула и послушалась божьего веленья. В тот вечер третьего знакомства он не вернулся обратно в Куоккалу, откуда приехал. Бросил все: вещи, белье, отданное в стирку, нанял номер в гостинице "Пале-Рояль" поблизости от улицы Жуковского. И пошел в атаку.

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен Нынче только ленивый не процитировал Лилиных строк:

 

G Это было нападение, Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты – буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда. Я говорю – навсегда, навеки – оттого, что это останется в веках, и не родился тот богатырь, который сотрет эту любовь с лица земли".


Да, все было именно так. И на вопрос заданный им в "Облаке":

Будет любовь или нет?
Какая –
большая или крошечная? - жизнь дала ответ, озвученный в поэме "Флейта-позвоночник":

Это, может быть,
последняя в мире любовь
вызарилась румянцем чахоточного.

 

Действительно, "маленький, смирный любёночек" не получился. Как Маяковский потом напишет в поэме "Про это", он сразу обозначил себя "земной любви искупителем", сразу встал за всех, за всех плакал и расплачивался.

 

Он немедленно поселился на Надеждинской  (потом ее переименуют в его честь, и в наши дни эта улица живет под именем Маяковского), он будет ежедневно молить о свиданиях, и ошеломленная Лиля не найдет в себе сил для отказа.

 

Они будут встречаться в его комнате, благоухающей, цветами, купленными для Лили. И часами гулять по городу – позднелетнему, осеннему, зимнему Петрограду. Однажды забрели в порт, и Лиля спросила, почему из корабельных труб не идет дым. "Они не смеют дымить в вашем присутствии", – немедленно нашелся Маяковский.

 

Ах, как это было красиво: изящная, уверенная в себе – той уверенностью, которая дается обращенным к ней сильным чувством, – Лиля, со вкусом одетая, элегантная с отменными манерами и одновременно непосредственная и бойкая на язык! И Маяковский – громадный, по-особому грациозный, весь переполненный любовью, преображающей его внешне и открывающей божественные шлюзы – стихи льются из него непрерывным потоком. Эти стихи сразу поставят Маяковского в число значительнейших поэтов XX века:

 

Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют.
Сегодня к новым ногам лягте!
Тебя пою,
накрашенную,
рыжую.
Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
когда столетия выбелят бороду,
останемся только
ты
и я,
бросающийся за тобой от города к городу.


Но и  бросающийся за ней от города к городу, воспевая накрашенную, рыжую, поэт с самого начала отчетливо – даром что в любовном угаре! – понимал, что вводит любимую Лилю в историю:

 

Любовь мою,
как апостол во время оно,
по тысяче тысяч разнесу дорог.
Тебе в веках уготована корона,
а в короне слова мои —
радугой судорог.

 

 

 Флоты – и то стекаются в гавани.

 

Поезд – и то к вокзалу гонит.

 

Ну, а меня к тебе и подавней

 

 – я же люблю! –

 

тянет и клонит.

 

Скупой спускается пушкинский рыцарь

 

подвалом своим любоваться и рыться.

 

Так я

 

к тебе возвращаюсь, любимая.

 

Мое это сердце,

 

любуюсь моим я.


Ни о какой "menage a trois", то есть любви втроем, не было и речи, недаром Лиля Юрьевна и в пожилых годах приходила в ярость, читая домыслы на эту тему. На исходе жизни она сформулировала это эпатажно-внятно: "Я всегда любила одного: одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю".

 

Впрочем, от Оси на первых порах роман скрывали, и никто сейчас уже не скажет, отчего: то ли в глубине души Лиля надеялась, что с Бриком еще все наладится, то ли полагала тайный роман более стильным и романтичным. Раскрыть тайну она отважилась уже в 1918-м, но и тогда Брики не разъехались: у Лили не хватило духу. "Мы все решили никогда не расставаться и прожили всю жизнь близкими друзьями, тесно связанными общими интересами, вкусами, делами".


Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен  

Владимир Маяковский и семья Брик, Осип и Лиля

 

Какой дикостью это ни казалось окружающим, Маяковский и Брик приняли это смиренно. И до конца жизни поэта Брики и Владимир Владимирович жили одной семьей, хотя чувства менялись – живые ведь люди! Но если вообще уместно сравнивать чувства, с самого начала и до фатального выстрела он любил ее страстнее, неотступнее, самозабвеннее.

 

Маяковского, по словам Катаняна-младшего, всю жизнь страшно волновало, что Лиля любила не только его, но и его стихи.  Но и Лилю – более рассудочную, нарочито, по свидетельствам, отстраненную – мощно затягивало в бездну чувств поэта. Бесконечно трогательно  ее описание возлюбленного: "Совсем он был тогда еще щенок, да и внешностью ужасно походил на щенка: огромные лапы и голова – и по улицам носился, задрав хвост, и лаял зря, на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинится. Мы его так и прозвали – Щеном". Имя прижилось и понравилось: отныне письма и телеграммы Личику, Лучику, Лилятику, Кисе, Кисику Маяковский подписывал: "Щен". Или рисовал щенка вместо подписи. А когда  он подобрал на улице щенка, тот тоже стал зваться Щеном.

 

Первые годы все было лучезарно. Ей первой он нес каждое написанное слово. И улыбка и нахмуренные брови – все вызывало к жизни стихи, и какие! Лилю только сильно удивляло, что Маяковский ревнует и мучается. Почему, ведь она ответила на его чувство?

 

 А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги, —
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.

Написанное в том, исходном для этой любовной истории 1915 году, сбылось позже едва не буквально. Нет, конечно, не на цепи, как поэт написал во "Флейте-позвоночник" – Маяковский "нацарапал имя Лилино" на кольце, которое подарил любимой. Лилины буквы-инициалы вились по кругу Л Ю Б Л Ю Б Л Ю Б, выражая то, что он испытывал. Она в ответ заказала написать на перстне Маяковского WM – его инициалы на латыни. То были не обручальные кольца, которые пара в ту пору считала мещанско-буржуазными штучками,  – то были просто перстни-печатки.

 

И эта мелкая деталь – знак времени. Фон этой яркой истории любви – огненный, бурный: Первая мировая война, две подряд революции, Гражданская. Ломалась жизнь, с ног на голову переворачивались представления, укорачивались юбки и волосы, в помойку летели манишки и корсеты, норма менялась местами с патологией. И поведение тоже: жизнь (пусть не любовь) втроем –  в пандан этим переменам, в струю, в тренд. Лиля и Маяковский шагали в ногу с этим временем.  

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен  

 

 Эта тема пришла,

остальные оттерла

и одна

безраздельно стала близка.

Эта тема ножом подступила к горлу.

Молотобоец!

От сердца к вискам.

Эта тема день истемнила, в темень

колотись — велела — строчками лбов.

Имя

этой

теме:

……..!

 

В конце 1922 года в их отношениях наступил кризис. Лиля была недовольна всем: Маяковским, бытом, который заедал, отношениями, привычкой, которая, как ей казалось, заменила собой любовь. К тому же у Лили начался новый роман… Наилучшим выходом она посчитала разлуку с Маяковским. Пока что на два месяца.

 

В феврале 1923 года Лиля Юрьевна писала сестре Эльзе, которая жила  уже тогда в Париже: "Мне в такой степени опостылели Володины: халтура, карты и пр. пр., что я попросила его два месяца не бывать у нас и обдумать, как он дошел до жизни такой. Если он увидит, что овчинка стоит выделки, то через два месяца я опять приму его. Если же нет – нет, Бог с ним!"


Ослушаться Маяковский не смог. Два месяца он жил в своей комнате на Лубянке: лишь эти стены да бумага, на которой возникала поэма "Про это", знали, как далась ему эта разлука. Под "записочной рябью", упомянутой в поэме, он погребал не себя, а ее: стоял под Лилиными окнами, передавал через домработницу записки с рисунками.


G Он присылал мне цветы и птиц в клетках – таких же узников, как он. Большого клеста, который ел мясо, гадил, как лошадь, и прогрызал клетку за клеткой. Но я ухаживала за ним из суеверного чувства — если погибнет птица, случится что-нибудь плохое с Володей".


Оба выдержали.  Маяковский вынырнул из мрака отчаяния с шедевром, который прочел Лиле прямо в тамбуре поезда, которым они отправились в Ленинград. Слегка пристыженная – он страдал, а она жила, как ни в чем не бывало!  – Лиля исходила гордостью: не будь этой разлуки-наказания, не было бы и шедевра.

 

 Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

 

Нельзя сказать, что Маяковский не пытался освободиться из любовного плена. Старался, да еще как! Правда, это началось лишь тогда,  когда он окончательно убедился, что не занимает в ее жизни главного места. Медведь ревности долго не расставался со шкурой, но весной 1925 года Лиля объявила Маяковскому, что больше его не любит. Со всей искренностью, на которую она была способна, Лиля Юрьевна надеялась, что и его чувство остыло, и Маяковский слишком мучится не будет. Но спустить Щена с поводка? Как бы не так: стоило Маяковскому увлечься редактором Госиздата Натальей Брюханенко и уехать с ней в Крым, как вслед немедленно полетело Лилино письмо: "Пожалуйста, не женись всерьез, а то меня все уверяют, что ты страшно влюблен и обязательно женишься". Высокая красавица-блондинка была забыта в ту же минуту, когда поезд из Крыма подошел к перрону московского вокзала и Маяковский увидел Кису – она его встречала.

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен

Одна из последних фотографий Владимира Маяковского. Диспут о пролетарском интернационализме в Политехническом институте

 

В 1925 Маяковский отправился за океан. Русская эмигрантка Элли Джонс, которая в следующем году родит от него дочь, вспоминала в потрясении: в первые же минуты знакомства Маяковский попросил ее пойти с ним в магазин, купить подарки для жены! Никаких иллюзий Элли Джонс с самого начала не питала, разве что смиренно потом  умоляла Маяковского в письме: "Попросите "человека, которого любите", чтобы она запретила Вам жечь свечу с обоих концов!"

 

Ах, жаль, что именно эта просьба никак не могла быть выполнена! В 1928 году в Париже Маяковский познакомился с русской эмигранткой Татьяной Яковлевой. Лиля неистовствовала: он посмел посвятить новой даме сердца стихи! Не влюбиться, нет, это она вполне допускала, и о ревности рассуждала с насмешкой: "Что за бабушкины нравы". Но стихи –  и какие! Вот эти:

 

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен

Ты не думай,

                     щурясь просто

из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда,

                иди на перекресток

моих больших

                      и неуклюжих рук.

Не хочешь?

                   Оставайся и зимуй,

и это

         оскорбление

                              на общий счет нанижем.

Я все равно

                    тебя

                             когда-нибудь возьму —

одну

         или вдвоем с Парижем.

 

 

И эти: 

Любить  –

это с простынь,

бессонницей рваных,

срываться,

ревнуя к Копернику,

его,

а не мужа Марьи Иванны,

считая

своим

соперником.


Впервые на ее территорию зашли так беспардонно: роль музы-вдохновительницы она не могла уступить никому! Маяковский в Париж  за Яковлевой так и не поехал: то ли Татьяна и впрямь не согласилась на вторые роли, понимая, что сердце Маяковского занято Лилей, то ли сестры Лиля Брик и Эльза Триоле искусно разладили этот брак. Лиля как бы невзначай, по ошибке, прочла при Маяковском письмо от сестры, где та сообщала, что Татьяна Яковлева приняла предложение виконта дю Плесси.

 

Последним увлечением Маяковского стала Вероника Полонская. Это она, уходя, от Маяковского услышала финальный выстрел. Кстати, именно Брики познакомили актрису и дочь артистов, юную жену МХАТовского актера Яншина с Маяковским. Он умолял ее уйти от мужа и жить с ним и даже записался в писательский кооператив, чтобы получить квартиру, где они могли бы жить вместе. Но молоденькая Нора, как звали ее все, отчетливо понимала, что сказанное когда-то Маяковским и вовсе даже не ей, а Брюханенко, по-прежнему в силе: "Я люблю Лилю. Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или очень хорошо, но любить я уже могу только на втором месте".

 

Разрушить налаженную, хотя, вероятно, не такую уж и счастливую жизнь, ради второго места? С угрозой немедленно лишиться мужа, как только Лиля Юрьевна на пару дней поменяет гнев на милость и скажет: "Ап!"? И у 22-летней Норы хватило жизненного опыта не бросаться очертя голову в авантюру. А она в тот злосчастный день еще и на репетицию спешила…

 

 Как говорят –

                      "инцидент исперчен",

любовная лодка

                        разбилась о быт.

Я с жизнью в расчете

                              и не к чему перечень

взаимных болей,

                         бед

                            и обид.

 

Фатальное решение вовсе не было спонтанным. Предсмертная записка помечена датой "12/ IV-30 г" – получается, что поэт два дня обдумывал принятое решение. И никто не мог отговорить: Лиля, дважды в разные годы отводившая эту беду, была  в отъезде – за границей. Ее ждали для похорон: Александра Алексеевна, по словам Катаняна-младшего, не соглашалась хоронить сына в отсутствие Лили. Сохранилось письмо, написанное Лилей Юрьевной в Париж сестре: "Любимый мой Элик, я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я. Если б я или Ося были в Москве, Володя был бы жив. Стихи из предсмертного письма были написаны давно мне и совсем не собирались оказаться предсмертными: С тобой мы в расчете и не к чему перечень | Взаимных болей, бед и обид.


"С тобой мы в расчете", а не "Я с жизнью в расчете", как в предсмертном письме…" Кроме этих старых стихов, в записке было прощание: "В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ  (другим не советую), но у меня выходов нет". И прощальные просьбы: "Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь –  спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся".

        

И на пороге вечности: "Лиля – люби меня". Без надрыва, без восклицательного знака, обреченно.

 

Ольга СЛАВИНА

© Федеральный познавательный журнал «Горец»

Для тех, кто любит высоту

Маяковский и Лиля Брик, Кися и Щен


G Эта вакансия: первого в мире поэта масс — так скоро-то не заполнится. И оборачиваться на Маяковского нам, а может быть, и нашим внукам, придется не назад, а вперед. ... Боюсь, что, несмотря на народные похороны, на весь почет ему, весь плач по нем Москвы и России, Россия и до сих пор до конца не поняла, кто ей был дан в лице Маяковского. ... Маяковский первый новый человек нового мира, первый грядущий. Кто этого не понял, не понял в нем ничего».

(Марина Цветаева, 1932)


G Критики Маяковского имеют к нему такое же отношение, как старуха, лечившая эллинов от паховой грыжи, к Гераклу...»

(Осип Мандельштам. Из записных книжек)

Поделиться:
Комментариев: 0


Читайте также:






X
Авторизация Регистрация Востановление доступа